— Лена, стой! Куда одна?!

Голос Мира отсекло лязгнувшими створками, я с легким удивлением обнаружила рядом Адку, и кабина стремительно поднесла меня вверх.

Снова надзнание прошило меня насквозь, развернуло мир как объемную картинку во всех измерениях. Я не сопротивлялась и не сомневалась, я держалась за это озарение и скользила сквозь реальность иголкой, сшивая её пласты в будущее единственно возможным вариантом.

Выйти на девятом, позвонить в дверь квартиры под Елистратовской. Мне отзываются почти сразу, а для меня секунды растягиваются в вечность, перевитую моим страхом.

Там, за дверью, стоит пожилая женщина, которую я не видела ни разу, но про которую в нынешнем наитии я знаю главное — она смертельно боится взрыва бытового газа. Ей Макс оставляет ключи. И потому на ее дребезжащее “Кто там?” я без сомнений отвечаю:

— Здравствуйте! Я подчиненная Максима Елистратова, он беспокоится, что забыл утром выключить газовую плиту, и прислал меня проверить.

Я контролирую голос, чтобы он звучал спокойно и ровно, и это невыносимо, потому что внутри всё вопит и визжит “Быстрее-быстрее-быстрее!”

Дверь открывается, и пожилая дама смотрит на меня строго и недоверчиво.

— Макс сказал, вы дадите ключи, — настолько очаровательной я не старалась быть никогда, и сейчас всем видом демонстрировала, как я достойна доверия.

Седую соседку Макса раздирают сомнения — можно ли мне верить? Но газ… Она колеблется между подозрительностью и въевшимся страхом, а я схожу с ума, удерживая маску обаяния.

Быстрее-быстрее-быстрее, карга старая!

Адка сзади наваливается на меня грудью, обнимает за талию и тянет так сладко, что практически поет:

— Пожа-а-алуйста!

Соседка смаргивает. И отступает — перед нашим носом закрывается дверь.

Я стою и чувствую, как утекают драгоценные секунды — каждая сквозь меня, сквозь сердце и солнечное сплетение, царапая мне нутро.

Дверь снова открылась — и заветные ключи у меня, и я несусь к Максу, перескакивая по две-три ступени.

Если сейчас упаду — костей не сосчитаю.

Мысль мелькнула и растаяла. Не упаду.

Знакомая дверь. Поворот ключа в замке.

Я влетела в квартиру на всех парах, без плана действий, движимая лишь одной мыслью — успеть!

Одним взглядом ухватила картину: Макс посреди комнаты, вздувшиеся вены на шее, лицо, замершее в нечеловеческой гримасе. Напряженные плечи, руки — как звериные лапы в бурой шерсти и со страшными когтями.

И спортивные штаны, трогательно сползшие и висящие на косточках

И она.

Ведьма.

Она стояла спиной ко мне, на пороге гостиной, и даже не повернулась на звук открывшейся двери, впившись взглядом в массивную фигуру Елистратова.

Разведенные руки, каменная неподвижность.

Между ними, сосредоточенными друг на друге, пространство звенело и дрожало от напряжения.

На моих глазах, в моем присутствии, эта тварь ломала Макса, сгибая его под себя, подчиняя волю.

Ярость ударила в голову, мир заволокла кровавая пелена, и последнее, что я отчетливо запомнила — это темные патлы стервы, восхитительно удобно легшие в руку, и прекрасный глухой звук, с которым она впечаталась в стену.

Глава 9

— Лен, Лена, ты тут? Лен, приди в себя. Ну, давай уже, возвращайся, милая!

Голос Мирослава пробился сквозь темноту.

Я попыталась моргнуть, потом сесть — то и другое получилось кое-как.

— Слава богу! — с громадным облегчением в голосе выдохнул Мир и, приподняв меня за подмышки, опер на стену.

Сидеть сразу стало гораздо легче.

Рядом возникла встревоженная физиономия Адки, и я сообразила, что мы всё еще в Максовой квартире.

— Я… Что здесь случилось? — в горле пересохло, я сглотнула и коснулась рукой шеи, и Ада понятливо исчезла, чтобы зашуметь на кухне водой. — Она меня вырубила?

— Тебя вырубишь! — с непередаваемой интонацией, в которой мешались досада, гордость и черт знает что еще, проворчал Мир.

— Что случилось? — в глаза будто песка насыпали, и виски ломило. — Я… долго в отключке?

Мне в ладонь ткнулся мокрый стакан, и я с жадностью и благодарностью его ополовинила, Мир дождался, пока я напьюсь, и ответил:

— Несколько секунд. Это я вас обеих… Я пока по лестнице добежал, у вас тут картина маслом: Елистратов твой корячится на полу, ты эту, — он кивнул куда-то вбок, — убиваешь вовсю, она трепыхаться пытается, но… Я старался по ней бить, но тебя тоже слегка зацепил. Еще у Макса твоего техника сгорела немного. То, что рядом работало.

И от этих слов и слегка виноватого вида Азора меня накрыло огромным, как приливная волна, облегчением: если уж опытный альтер беспокоится о пустяках, вроде сгоревшей техники, значит, всё хорошо!

И только спустя мгновение через это облегчение начали доходить слова Мира. “Елистратов твой корячится на полу…”

Что-то я такое видела в самом начале, но…

Если эта падаль с ним что-то сделала — встану и добью!

— Что с Максом? — я заелозила, пытясь оглядеться.

— Лена, не смотри туда! — влез Мир, но опоздал.

Я уже нашла Елистратова взглядом.

— А, ладно, смотри.

Бурый медведь, расставивший лапы в середине комнаты, глядел на меня настороженно, явно не зная, чего ожидать.

Неподалеку сиротливо валялись обрывки спортивных штанов…

“Хорошо, что они порвались”, — рассеянно отметила я. — “А то ему было бы неудобно…”

— Макс? Макс, ты в порядке? — он шевельнулся, чуть отступил, и я забеспокоилась: — Ты можешь назад?..

— Он может, — встрял Азор, — Но не хочет.

И с некоторым мстительным удовольствием пояснил:

— Мне не доверяет, а вас с Адой не хочет травмировать — зрелище неаппетитное!

Мне тут же захотелось дать Мирославу Радомиловичу по шее — нашел время злорадствовать!

Медведю, видимо, тоже, потому что он мотнул тяжелой башкой, расставил лапы пошире, странно дернул плечами — и фигура его дернулась и поплыла, сплавляясь в неопрятный бурый ком и перекраиваясь в нечто иное с неприятными звуками, в которых я явственно вычленяла только хрусты.

У этого процесса был только один плюс — он длился недолго.

Не больше тридцати секунд понадобилось Максу, и это спасло меня от постыдного приступа рвоты.

Елистратов, мой родной Елистратов, стоял посреди комнаты среди обрывков штанов и смотрел на меня исподлобья.

Я подышала открытым ртом. И если содержимое желудка мне удалось удержать в себе, то честное мнение таки вырвалось наружу:

— Знаешь, Макс, как медведь ты очень ничего. Как мужик — вообще выше всяких похвал, особенно голый. Но то, что между этими двумя стадиями… Ма-а-ать!

Рядом беззастенчиво хихикнула Адка.

Я оглянулась — так и есть, эта нахалка пялится. И страха или отторжения в ней не заметно ни на грош, только вызов и бесстыжее любопытство.

Я сделала строгое лицо: сложен Елистратов, конечно, хорошо, природа была к нему исключительно щедра — но зачем же так откровенно глазеть, чего ты там не видела?

Адка под моим взглядом слегка смутилась, но всё равно проводила Макса, сердито рыкнувшего и ретировавшегося в спальню, заинтересованными глазами.

Хм, а может, и не видела…

Ну, за те три года, что она со мной — так уж точно!

Словом, не повезло нашему бедному оборотню (и почему я уже ничему вообще не удивляюсь?), баба нынче наглая пошла, ни очи долу опустить, ни в обморок упасть, дикие времена настали, дикие!

Зря я его при Мирославе хвалила только. Чую, ждет меня новый заход на выяснение отношений…

Я мазнула взглядом по Азору, опасаясь подтверждения этой мысли, но нет. Господин альтер выглядел подозрительно довольным…

Не к добру это!

— Ад, принеси воды, пожалуйста, — попросил Мир.

И когда Адка покладисто ускакала в кухню, ухватив пустой (когда и допить успела) стакан, тихо обратился ко мне:

— Лен, я понимаю твои переживания и вообще уважаю твои чувства, но и ты мои уважай, пожалуйста, — вроде бы мягко, но достаточно внушительно выдал нависший надо мной на корточках Азор. — Если я говорю не лезть куда-то в одиночку — не лезь. Очень тебя прошу.